Она, как призрак, проплыла мимо него и исчезла между двумя разбитыми колоннами, расписанными сценами деяний великих Короналей.

– Мать! – звал он.

Сон прошел. Валентин старался вернуть его, но не мог. Он проснулся и уставился в темноту, желая увидеть еще раз это закрытое лицо и понять значение. Она не узнала его. Значит, он настолько изменен, что даже родная мать не может узнать его в этом теле? А может, он никогда и не был ее сыном, так что у нее нет причин узнавать его? Ответа у него не было. Если дух черноволосого Лорда Валентина был внедрен в тело Валентина блондина, Леди Острова не подала и виду, что знает об этом, и он был так же далек от понимания, как и в то время, когда засыпал.

Он снова уснул. И почти тотчас же на его плечо легла рука и трясла его, пока он не пробудился. Карабелла.

– Два часа, – сказала она. – Залзан Кавол хочет, чтобы через полчаса мы все были в фургоне. Сон был?

– Незавершенный. А у тебя?

– А я не спала. По-тому, это разумнее. В некоторые ночи лучше вообще не спать. – И она застенчиво спросила, пока он одевался. – Я снова буду делить с тобой комнату, Валентин?

– Ты хочешь этого?

– Я поклялась обращаться с тобой, как раньше… до того, как я узнала… Ох, Валентин, я так испугалась! Ну да, да, мы снова будем товарищами и даже любовниками. Завтра ночью!

– А если я Корональ?

– Прошу тебя, не задавай таких вопросов.

– И все же, если?

– Ты приказал мне звать тебя Валентином и смотреть на тебя как на Валентина. Так я и буду делать, если ты не позволишь.

– Ты веришь, что я Корональ?

– Да, – прошептала она.

– И больше не боишься?

– Чуточку, самую чуточку. Но ты все еще кажешься мне обычным человеком.

– Хорошо.

– У меня был целый день, чтобы привыкать. И я дала клятву. Я должна думать о тебе как о Валентине. Я клялась в этом Силам. – Она ехидно захихикала. – Я клялась именем Короналя, что притворюсь, будто ты не Корональ, и я должна быть верной своей клятве – общаться с тобой как и раньше и звать тебя Валентином, и не бояться тебя, и вести себя так, словно ничего не изменилось. Значит, я могу прийти ночью в твою постель?

– Да.

– Я люблю тебя, Валентин.

Он слегка притянул ее к себе.

– Спасибо, что ты преодолела свой страх. Я тоже люблю тебя, Карабелла.

– Залзан Кавол будет в ярости, если мы опоздаем, – сказала она.

2

Непрерывный цирк помещался в здании совсем другого типа, чем большинство домов Долорна: громадный, плоский, без всяких украшений барабан, абсолютно круглый. Он был не более девяноста футов высотой, но занимал большое пространство на восточной окраине. Внутри большое центральное место занимала эстрада, а вокруг шли ряды сидений, ярус за ярусом поднимавшиеся концентрическими кругами к потолку.

Там могли поместиться тысячи, а может, и сотни тысяч зрителей. Валентин был ошеломлен, увидев, что в столь поздний час цирк был почти полон. Разглядеть зрителей было затруднительно, потому что освещение сцены было ему в глаза, но все-таки он заметил громадное количество народа, сидящего или развалившегося на сидениях. Почти все были гейрогами, хотя кое-где Валентин заметил хьортов, вруонов и людей. На Маджипуре не было мест, целиком заселенных одной расой: древние указы правительства восходившие к самым ранним трудным дням расселения нечеловеческих рас, запретили такую концентрацию, за исключением резервации метаморфов, но гейроги были особенно склонны к кланам и группировались в Долорне и его округе выше законного максимума. Гейроги были теплокровные и млекопитающие, но кое-какие черты рептилий делали их неприятными для большинства других рас: быстро мелькающие красные языки, блестящая серая чешуйчатая кожа плотной консистенции, холодные немигающие глаза. Волосы их походили на Медуз: черные мясистые пряди не лежали на месте, а изгибались и вились кольцами. Их кисло-сладкий запах тоже не очаровывал ноздри негейрогов.

Валентин вышел с труппой на эстраду в подавленном настроении. Час был совсем неподходящий: циклы тела нарушены, и хотя он спал достаточно, ему совершенно не улыбалось бодрствовать именно сейчас. Он снова нес на себе груз непонятного сна. Леди его отвергла, он сумел войти с ней в контакт – что это означало? Когда он был только Валентином – жонглером, значение сна было неважно для него: каждый день имел свою тропу, и Валентин заботился лишь об увеличении ловкости руки и точности глаза. Но теперь эти неясные и тревожные разоблачения посетили его, и он снова вынужден был обдумывать мрачные дальнобойные дела, цели дороги и судьбы, с которыми он связан. Ему это очень не нравилось. Он уже вкусил ностальгическую печаль по добрым старым временам двухнедельной давности, когда он пришел в Пидруд в счастливой бесцельности.

Требования искусства быстро оторвали его от размышлений. Здесь, под ярким светом, не время думать о чем-либо, кроме работы.

Эстрада была громадная, и на ней одновременно происходило многое. Вруонские маги включали в свою работу плывущие разноцветные потоки света и клубы зеленого и красного дыма; вдали дрессировщик показывал дюжину стоящих на хвостах толстых змей; ослепительные танцоры с гротескно-тощими телами делали резкие прыжки; несколько маленьких оркестров в разных местах эстрады играли резкие, трубно звучащие мелодии, любимые гейрогами; был акробат с одним пальцем, ходящая по проволоке женщина, левитатор, трио стеклодувов, делающих вокруг себя клетку, глотатель живых угрей, взвод неистовых клоунов и многие другие, которых Валентин уже не мог видеть. Публика, развалившаяся в полутьме, легко следила за всеми, потому что громадная сцена медленно вращалась, делая полный оборот за час или два, так что каждая группа выступавших поочередно проходила перед всеми зрителями.

– Все это плавает на озеро ртути, – прошептал Слит. – За этот металл можно купить три провинции.

При такой конкуренции на глазах наблюдателей жонглеры выступили с самыми искусными трюками, и это означало, что новичок был исключен; он бросал свои дубинки и лишь изредка получал от других нож или факел. Карабелла танцевала на серебряном шаре диаметром в два фута; он описывал неправильные круги, а она в это время жонглировала пятью ослепительно яркими зелеными шарами. Слит встал на ходули и поднялся выше скандаров – крошечная фигура где-то наверху – спокойной перекидывал из руки три громадных, красных в черную крапинку яйца моликана, которые купил вечером на рынке. Если бы он уронил яйца с такой высоте, брызги были бы замечательны, и это было бы безмерным унижением, но, поскольку Слит никогда ничего не ронял, то не уронил и в эту ночь.

Что касается шести скандаров, то они выстроились в звездном порядке, спинами друг к другу, и жонглировали горящими факелами. В тщательно скоординированное время каждый бросал факел через плечо своему брату на противоположной стороне звезды. Обмен шел с поразительной точностью. Траектории летящих факелов были безупречно рассчитаны, чтобы создать замечательные, перекрещивающиеся световые узоры, и ни одного волоска на шкуре скандаров не опалилось, когда они наугад выхватывали из воздуха горящий факел, брошенный им невидимым партнером.

Они прошли два оборота сцены, выступая по получасу с пятью минутами отдыха в центральной шахте прямо под эстрадой, где собирались сотни отдыхающих артистов. Валентину хотелось бы сделать что-нибудь более заметное, чем его элементарное жонглирование, но Залзан Кавол запретил. Ты еще не готов, сказал он, хотя для новичка работаешь отлично.

Настало утро, когда труппе наконец позволили оставить сцену. Оплата была почасовая, а время определялось по счетчикам реакции, помещенным под сидениями зрителей. За счетчиками наблюдали гейроги в будке под сценой. Некоторые выступающие оставались на эстраде лишь несколько минут, а потом общая скука или презрение изгоняли их, но Залзан Кавол и его команда, которым было гарантировано два часа работы, оставались на эстраде четыре часа. Их могли бы оставить и еще на час, но братья Залзана Кавола, собравшиеся вокруг него для краткого, но интенсивного спора, отговорили его.