– Двенадцать.

– Ну да, как же! Скажи правду.

– Меньше двенадцати, – признался он, – но больше двух. После обеда я устрою представление. И… знаешь, что мать?

– Да?

– Когда я снова буду в Горном Замке, я устрою большой фестиваль, ты приедешь с Острова и еще раз посмотришь, как я жонглирую на ступенях трона Конфалума. Обещаю. Да, на ступенях трона.

* ЧАСТЬ ВТОРАЯ. КНИГА ЛАБИРИНТА*

1

Из порта Нуминор отплыли семь кораблей Леди с широкими парусами и высокими стройными мачтами, под командой хьорта Эйзенхарта, адмирала Леди, и несли пассажиров: Лорда Валентина Короналя, его первого министра Стифона Делиамбера вруона, его адъютантов – Карабеллу из Тил-омона и Слита из Нарабала, его военного адъютанта Лизамон Холтен, его полномочных министров Залзана Кавола – скандара и Шанамира из Фалкинкипа, и других. Флот направился в Стойен на конце алханролского мыса Стойендар, в дальней стороне Внутреннего Моря. Корабли уже не одну неделю были в море, подгоняемые западным ветром, который дул в этих водах поздней весной, но берега еще не было видно и не будет видно много дней.

Валентин нашел долгое путешествие удобным для себя. Он не боялся задач, стоявших перед ним, но и не торопился начинать их: ему нужно было время, чтобы привыкнуть к своему восстановленному мозгу и обдумать, кем он был и кем надеется стать. А для этого что может быть лучше великих просторов океана, где лучше великих просторов океана, где ничто, кроме узора облаков, не меняется и время как бы стоит на месте? И Валентин часами стоял у поручней флагманского судна «Леди Тиин», в стороне от своих друзей.

Личность, которой он когда-то был, нравилась ему: сильнее и тверже характером, чем Валентин жонглер, не без отталкивающих качеств души, которые иной раз встречаются у правителей… Бывшее "Я" Валентина казалось ему рассудительным, здравомыслящим и уверенным. Это был человек серьезный, но любящий шутку, понимающий природу, ответственности и обязательства. Он был хорошо воспитан, как и должен быть тот, кто всю жизнь проводил в подготовке к высокому положению, в основательном изучении истории, законодательства, управления и экономике, чуть меньше – литературы и философии и, насколько представлял Валентин лишь поверхностно – математических и физических наук, которые были не в ходу на Маджипуре.

Обретение бывшего "Я" было для Валентина, как находка клада. Но он все еще не объединился с этим другим "Я" и имел тенденцию думать «он» и "я" или «мы», вместо того, чтобы видеть себя единым целым, но брешь эта с каждым днем уменьшалась. Слишком велик был вред, нанесенный мозгу Короналя в Тил-омоне, чтобы теперь не было разрыва между Лордом Валентином и Валентином-жонглером. Возможно, вдоль этой трещины навсегда останется рубец, но Валентин мог по желанию перешагнуть эту трещину и идти в любую точку своей прежней линии жизни, в детские годы или в короткое время своего царствования. И, куда бы он не заглянул, он видел такое богатство знаний, опыта, зрелости, о каком и не мечтал во время своих странствий. Он входил в эти знания, как в энциклопедию, в библиотеку, и был уверен, что полное объединение с его прежним "Я" своевременно произойдет.

На девятую неделю путешествия на горизонте показалась тонкая железная линия суши.

– Стойендар, – объявил адмирал Эйзенхарт. – Видишь, сбоку темное пятно? Это гавань Стойен.

Валентин изучал берег приближающегося континента через подзорную трубу. Валентин-жонглер ничего не знал об Алханроле, кроме того, что это самый большой континент на Маджипуре, первый из заселенных людьми, место огромной населенности и потрясающих чудес природы и местопребывание правительства Маджипура, дом Короналя и Понтификса. Но память Лорда Валентина знала много больше. Для него Алханрол означал Замковую Гору, саму по себе планету, на склонах которой можно было потратить всю жизнь и не успеть насытиться всеми чудесами Пятидесяти Городов. Алханрол – это Замок Лорда Малибора на Горе, потому что Валентин так называл его, когда был мальчиком, и сохранил привычку даже во время своего правления. Теперь он мысленно видел этот замок, охватывающий вершину Горы, которая походила на многорукое существо, протянувшее свои скалы и пики и альпийские луга, а ниже – громадные долины и складки. Замок со многими тысячами комнат, здание, которое как бы жило собственной жизнью и добавляло по собственному желанию новые флигеля и пристройки. А Алханрол был также бугром над Лабиринтом Понтификса, и сам противоположность Острова Леди. Леди жила во Внутреннем Храме на согретом солнцем и омытой ветром высоте, окруженной кольцом открытых террас, а Понтификс зарылся, как крот, глубоко в землю, в самую нижнюю часть своего королевства, окруженную кольцами Лабиринта. Валентин только однажды был в Лабиринте – по поручению Лорда Вориакса, много лет назад, но воспоминание о винтовых пещерах все еще было свежо.

Алханрол также означал шесть рек, сбегавших со склонов Замковой Горы, и животные-растения Стойендара, которые он скоро увидит, и деревья Треймона, и каменные руины Веласьерской равнины, которые, как говорят, существовали еще до появления человека на Маджипуре. Тонкая линия на востоке стала шире, но вся еще была едва заметна. Валентин ощутил всю обширность Алханрола, развертывающуюся перед ним, как титанический свисток, и спокойствие, дарившее в его мозгу все время путешествия, сразу растаяло. Он жаждал как можно скорее высадиться на берег и начать поход к Лабиринту.

Он спросил Эйзенхарта:

– Когда достигнем земли?

– Завтра вечером, Милорд.

– Тогда сегодня устроим праздник. Лучшее вино для всех. И представление на палубе.

Эйзенхарт серьезно посмотрел на него. Адмирал был аристократом среди хьортов, более стройный, чем большинство его соплеменников, и имел до странности сдержанные манеры, что Валентин находил несколько неприятным. Леди весьма высоко ценила адмирала.

– Какое представление, Милорд?

Немного жонглирования. Мои друзья чувствуют ностальгическое желание снова заняться этим ремеслом, вот как раз подходящий случай отпраздновать благополучное окончание нашего плавания.

– Да, конечно, – сказал Эйзенхарт с официальным поклоном но ему явно не нравились такие штучки на борту его флагмана.

Валентин предложил это из-за Залзана Кавола. Скандару было беспокойно на корабле, он часто двигал своими четырьмя руками в ритме жонглирования, хотя никаких предметов не держал. Ему было труднее, чем кому-либо другому мириться с обстоятельствами в походе через Маджипур. Год назад Залзан Кавол был королем в своей профессии, непревзойденным мастером жонглирования, со славой едущего из города в город в своем поразительном фургоне. Теперь же он был лишен всего. Фургон сгорел в лесах Пьюрифайна, два брата остались там же, а третий – на дне океана.

Он больше не отдает приказания своим работникам и не видит их повиновения, а вместо представления перед пораженной публикой, наполняющей его карманы кронами, он идет теперь в кильватере от места к месту как второстепенный персонаж. В Залзане Каволе копилась неиспользованная сила и энергия. Это было видно по его лицу и поведению, потому что в прежние дни его грубый характер выплескивался наружу, а теперь стал как бы придавленным и вообще мягким, и Валентин понимал, что это признак тяжелого внутреннего кризиса. Агенты Леди нашли Залзана Кавола на Террасе Оценки, где он неуклюже и сонно выполнял черную работу и как бы покорился тому, что будет заниматься ею до конца жизни.

– Хочешь поработать с факелами и ножами? – спросил его Валентин.

Залзан Кавол просиял.

– Еще бы! А ты видел эти щепки? – он указал на несколько здоровых дубин фута в четыре длиной, лежавших кучей возле мачты. – Прошлой ночью, когда все спали, мы с Ирфоном попрактиковались с ними. Если твой адмирал не возражает, мы возьмем их вечером.

– Эти? Разве можно жонглировать такими длинными?