3

Треймон был городом, прославленным по всему Маджипуру деревьями-домами. На второй день после высадки Валентин пошел посмотреть на них в прибрежный район к югу от устья реки Трейн.

Деревья-дома не приживались нигде, кроме как на наносной равнине Трейна. У них были короткие стволы, несколько напоминающие двика, но не такие толстые, с красивой, блестящей бледно-зеленой корой. Из них бочкообразного тела выходили короткие ветви, отгибавшие вверх и наружу, а по ним вились лианы, закрепляясь во многих местах и образуя уютные чашеобразные укрытия.

Древесный народ Треймона устраивал свои жилища по своему вкусу, вытягивая гибкие ветви в форме комнат и коридоров и закрепляя их, пока их кора не срасталась вместе. Из листьев готовили вкусный салат, пыльца душистых кремовых цветов была слабым наркотиком, синеватые плоды использовались по-разному, а легко выжимающийся сладкий сок служил вместо вина. Каждое дерево жило тысячу лет, а то и больше. Семьи ревностно следили за ними. На равнине было десять тысяч деревьев, все зрелые и все обитаемые. На окраине района Валентин видел несколько молодых саженцев.

– Они недавно посажены, – объяснили ему, чтобы заменить умершие в последние годы.

– А что делает семья, когда ее дерево умирает?

– Идет в город, в так называемые траурные дома, пока не вырастет новое дерево. А это продлится лет двадцать. Мы очень боимся такого, но это случается только в одном из десяти поколений.

– А нельзя вырастить эти деревья где-нибудь в другом месте?

– Ни на один дюйм дальше того места, где ты их видишь. Они растут только в нашем климате и только на этой почве. В любом другом месте они проживут два-три года и зачахнут.

Валентин сказал Карабелле:

– А мы все-таки сделаем эксперимент. Интересно, уделят ли они немного этой драгоценной почвы для сала Лорда Валентина.

Она улыбнулась.

– Даже маленькое дерево-дом – хорошее место, куда ты можешь уйти, когда устанешь от правления; будешь сидеть в листве, вдыхать аромат цветов, срывать плоды… Ох, хорошо бы тебе иметь такую вещь!

– Когда-нибудь буду иметь, – сказал Валентин. – И ты будешь сидеть там рядом со мной.

Карабелла испуганно взглянула на него.

– Я, Милорд?

– А кто же? Доминик Барджазед? – Он слегка коснулся ее руки. – Ты думаешь наше совместное путешествие кончится, когда мы достигнем Замковой Горы?

– Не будем сейчас говорить об этом, – сказала она строго.

От Треймона до Лабиринта было несколько недель пути на скоростной плавучей повозке. Лабиринт находился в центре Южного Алханрола. Местность была в основном низинная, с плодородной красной почвой в речной долине и тощей, серой песчаной – вне ее, а по мере продвижения Валентина и его отряда поселения становились все более редкими. Иногда здесь шел дождь, но вода, казалось, тут же впитывалась в пористую землю. Климат был жаркий, и иногда жара даже давила. День за днем проходили в монотонном движении. Теперь такое путешествие было для Валентина полностью лишено магии и таинственности – он с грустью вспомнил, как месяцами ехал по Зимролу в элегантном фургоне Залзана Кавола. Тогда каждый день казался путешествием в неизвестность, со свежими впечатлениями на каждом повороте, остановками в удивительных городах, и всегда – возбуждение выступлений. А теперь? Все для него делалось адъютантами и помощниками. Он снова становился принцем, хотя и с очень скромным могуществом – всего лишь с сотней приверженцев – и он вовсе не был уверен, что ему это нравится.

На второй неделе пути ландшафт резко изменился, стал грубым и неровным, из сухой, глубоко изрезанной земли поднимались холмы с плоскими черными вершинами. Из растений здесь были только чахлые кусты, темные, искривленные, с мелкими восковыми листьями, а на более высоких склонах – колючие заросли лунных кактусов, призрачно-белых, вдвое превышающих рост человека. Маленькие длинноногие животные с рыжим мехом, и коротким пышным хвостом шныряли вокруг и исчезали в норах при приближении каравана.

– Это начало пустыни Лабиринта, – сказал Делиамбер. – Скоро мы увидим каменный город древних.

В своей прошлой жизни Валентин подходил к Лабиринту с другой стороны, с северо-запада. Там тоже была пустыня и громадные руины города; но он спускался с Замковой Горы на речном судне и проехал мимо всех этих мертвых земель, окружавших Лабиринт, так что эта унылая отталкивающая земля была для него новой. Сначала он находил ее захватывающе странной, особенно при заходе солнца, когда безоблачное небо прочеркивалось гротескными полосами яркой окраски, а сухая почва казалась металлической. Но через несколько дней все это перестало ему нравиться, стало казаться тревожным, угрожающим. Было что-то в резком воздухе пустыни, что действовало неблагоприятно на его чувства. Он никогда не бывал в пустыне, потому что их не было на Зимроле, да и нигде в хорошо обеспеченном водой Алханроле, кроме этого пустого участка. Условия пустыни здесь имели что-то общее с Суврейлом, который Валентин часто посещал во сне, и он не мог отогнать от себя непонятное и иррациональное ощущение, что он едет на свидание с Королем Снов.

– Вот развалины, – сказал Делиамбер. Сначала их было трудно отличить от скал пустыни. Валентин видел только темные монолиты, как бы раскиданные гигантской рукой по небольшому пространству в одну-две мили. Но постепенно он начал различать формы: вот кусок стены, вот основание какого-то циклопического дворца, а это, возможно, алтарь. Все было выстроено в титанических масштабах, только отдельные группы развалин, наполовину занесенные песком были обычными не выразительными сторожевыми заставами.

Валентин велел каравану остановиться у одних особенно широко разбросанных развалин и с некоторыми спутниками провел осмотр. Он осторожно притрагивался к камням, опасаясь, не совершает ли какого-нибудь святотатства. Камни были холодные, гладкие, слегка инкрустированные наросшим желтым лишайником.

– Это работа метаморфов? – спросил он.

Делиамбер пожал плечами.

– Мы думаем так, но точно никто не знает.

– Я слышал, – заметил адмирал Эйзенхарт, – что эти города построены первыми человеческими поселенцами вскоре после их высадки на планету и были разрушены в гражданскую войну, до того как Понтификс Дворн организовал правительство.

– Записей, конечно, с тех времен не сохранилось, – сказал Делиамбер.

Эйзенхарт искоса взглянул на вруона.

– Значит, ты другого мнения?

– Я? Я вообще не имею мнения о событиях происходивших четырнадцать тысяч лет назад. Я не так стар, как вы полагаете, адмирал.

Иерарх Лоривейд сказала сухо:

– Мне кажется маловероятным, чтобы первые поселенцы строились так далеко от моря. И что они могли найти поблизости такие громадные каменные плиты.

– Значит, ты думаешь, что это города метаморфов, – спросил Валентин.

– Метаморфы – дикари, они живут в джунглях и пляшут, чтобы вызвать дождь, – сказал Эйзенхарт.

Лоривейд, недовольная вмешательством адмирала, ответила Валентину с явным раздражением:

Я думаю, что это вполне возможно. – И добавила, обращаясь к адмиралу. – Не дикари, адмирал, а изгнанники. Они вполне могли упасть с более высокого состояния.

– Вернее сказать – были скинуты, – заметила Карабелла.

Валентин сказал:

– Правительство должно бы организовать изучение этих руин, а может, это уже было сделано. Нам нужно узнать как можно больше о дочеловеческих цивилизациях Маджипура, и если это место метаморфов, их следует взять под охрану.

– Развалины не нуждаются в другой охране, кроме той, которую уже имеют, – внезапно донесся незнакомый голос.

Валентин, вздрогнув, обернулся. Из-за монолита возникла странная фигура – тощий, почти бесплотный человек лет шестидесяти-семидесяти, с горящими злобой глазами и тонким, широким явно беззубым ртом, искривленным в насмешливой усмешке. Он был вооружен длинным узким мечом, а одежда его целиком состояла из рыжего меха животных пустыни. На голове была шапка из толстого хвостового меха. Он снял ее широким жестом и низко поклонился. Когда он выпрямился, рука его легла на рукоять меча.